Интервью с главой «Ice-Pick Lodge» Николаем Дыбовским. Часть первая

Новый офис «Ice-Pick Lodge» находится на станции метро «Маяковская». Николай Дыбовский, у которого я уже однажды брал небольшое интервью и был немного знаком, сказал адрес, и я долго плутал в многочисленных переулках Москвы, пока не наткнулся на «единственный дом в переулке с аптекой, первый подъезд». И действительно, офис новой студии «ледорубов» находился в старом советском доме на четвертом этаже. Когда дверь открылась, на пороге стоял сам Николай, такой, как я его помню – высокий, с небольшой бородкой и оценивающим взглядом, в майке и простых джинсах.

Он приветливо, но слегка настороженно улыбнулся, я вошёл и пожал его руку. Тут же договариваемся, что будем «на ты», по-простецки. То, что он назвал «офисом», на самом деле больше напоминало некую «творческую мастерскую»: длинный коридор, несколько комнат по обеим сторонам, а в конце фирменный логотип студии. Светлые стены, солнце одаряло помещение радостным, приятным светом. Это было даже немного необычно для студии, которая сделала игру «Мор.Утопия».

20080519201332!Ice-Pick_Lodge

По правую руку, между прочим, находился просторный зал, где происходило нечто странное: здоровые мужики боролись на полу, проговаривая нечто вроде «так, вот тут лучше захват, а вот тут поставить блок!», а рядом стоял ещё один человек, который тоже что-то активно с ними обсуждал. Далее мы прошли в просторную кухню, Николай сразу же предложил мне чаю, а на вопрос, кто эти люди в зале, он ответил, что «это постановщики трюков для нового проекта», после чего заговорщицки улыбнулся.

Как только вскипел чайник и моя кружка наполнилась горячим чаем, я достал диктофон, включил и положил на стол. Николай сел слева во главе стола – в процессе разговора он не очень часто смотрел в глаза, руки в основном держал скрещенными на груди или же на столе, весь его вид выдавал человека, который много размышляет. Мы начали наш разговор.

dybowsky2

Иван Афанасьев: Слыхал о «Котонавтах»?

Николай Дыбовский: Не-а.

И: Ну не суть, в общем, мы анонсировали новость о том, что у вас скоро грядет новый «Мор».

Н (смеётся): Как бы это ни звучало.

И: Вот мы и хотели написать про вас вообще, про студию. Начнем с самого простого вопроса: как у вас появилась идея создания вашей студии? Я знаю, что-то связанное с театром (пользуюсь фактами, которые узнал из прошлого интервью с Николаем).

Н: Да нет, просто… (он слегка напрягается, я это вижу, потому решаю оставить в покое его рассказы о родителях – театральных критиках).

И: Ну расскажи, что можешь.

Н (говорит слегка раздраженно): Знаешь, я столько раз на этот вопрос отвечал, в n-цатый раз уже надоедает… Ну, мы просто захотели сделать «Мор», я собрал коллектив под проект, половину привёл Айрат (Айрат Закиров, один из участников нынешнего состава Ice-Pick Lodge), половину я.

И: Изначально была просто идея сделать игру?

Н: Ну да.

И: А как вам в голову пришёл такой формат? Это ведь, по сути, такая нежанровая штука, или даже скорее наоборот, мультижанровая.

Н (задумался): Ну слушай… (усмехается) Даже как-то сложно на такой вопрос отвечать… Ну пришла идея, она состоит из… Ну, как варишь суп, вот ты понимаешь, что в супе должны быть лук, картошка, морковь, мясо. Кидаешь и варишь. Ну вот и я брал, как мне казалось, то, что нужно, и варил, и получилось то, что получилось.

И: Ну получилось в итоге нечто необычное.

Н: Не, ну вот я не понимаю. Человек садится за стол и говорит: «Я хочу сделать пошаговую стратегию». А дальше он уже думает: про что она будет? У нас совершенно не такой подход. Появляется мысль, ты думаешь, как её оформить, подбираешь форму. Идешь от мысли, а потом уже думаешь – в какую оболочку её засунуть, чтобы она работала?

screenshot.pathologic-ii-2016.1282x720.2016-04-05.46

И: А изначально какая была мысль? Создать игру про мор, эпидемию?

Н: Нет.

И: Ну моё мнение таково – когда я играл первый раз, это было лет восемь назад, я даже толком не понял, что это было, просто «о, прикольно вообще!», а потом вышел «Тук-тук-тук» (это было уже года два назад), и я решил вспомнить «Мор», вспомнить ощущения. Вот у меня было ощущение, что я читаю книгу, хороший такой роман. Мне это показалось навеяно «Чумой» Альбера Камю.

Н: (улыбается) Нет, нет, ничего такого нет.

И: Но ощущение такое было, животное практически. И мне показалось, что это игра… даже не игра, это произведение, и оно не про эпидемию. Это фон, средство, чтобы рассказать про абсурдность мира.

Н: Смотри, сейчас принято ругать 90-е. «Это были такие лихие времена, опасные, Ельцин пьяный, чеченская война, бандитизм». На самом деле это было очень интересное время, страна была на перекрестке, на перепутье, из России могло получиться что угодно. Мне хотелось сделать игру про Россию. Люди берут, строят какой-то город – это модель. Он символичный, соединяет в себе черты трех разных цивилизаций – от первобытной эпохи до футуризма Многогранника, мир детей, дети – это будущее, может чего-то даже от «Гадких лебедей» Стругацких. Это уже другие существа, может уже не совсем люди. Это персонажи будущего, которое скоро наступит. И я действительно беспокоился, может ли страна быть красивее, чище, чем-то, что приходилось видеть. Это утопия, так что главное слово в названии игры не «мор», а «утопия». Чума – это испытание, которое должна пройти эта страна, чтобы проверить свое право на существование.

Мне было интересно населить город персонажами и проверить: «Живет или нет?». Мне было интересно столкнуть человека с… (задумывается) Ну вот скажи, что такое зло? Это такая проба на прочность. Можно было там, не знаю, нашествие марсиан сделать, мировой заговор, войну. Но мне было интересно показать болезнь как некий закон природы. А эпидемия это биологическая штука, она не злая и не плохая, это просто воля земли. На ней, на земле, построили что-то, чего никак не должно быть. У Стругацких есть другая повесть, «За миллиард лет до конца света», о том, как сразу несколько ученых совершают частные открытия, и со всеми ними случаются некие таинственные события. Все что-то делают…

В этот момент батарейка на моём диктофоне издыхает, и Николай, как будто обрадовавшись этому обстоятельству, выходит в коридор, пока я меняю аккумулятор. Там он провожает до двери какую-то женщину, некоторое время разговаривает с ней, а потом, сказав «Иван, я буду через десять минут», выходит вместе с женщиной.

Возвращается он с небольшим пакетом, откуда достаёт три или четыре банки пива «Faxe», предлагает мне. Мы выпиваем немного, и он произносит что-то вроде «сейчас, мне станет немножко повеселее и я разговорюсь». И действительно, баночка хмельного напитка будто приводит его в чувство, мы продолжаем разговор, но теперь я чувствую себя как в своей песочнице – диалог идёт гладко, приятно, Николай говорит с большим интересом.

girls_1

Н: Так вот, Стругацкие. И они, эти ученые, понимают, что Вселенная не даёт людям делать открытия, которые угрожают какому-то балансу, и она своими методами их «останавливает». Они выглядят поначалу, эти «способы остановить», как какие-то странные совпадения: то телефон звонит, не переставая, кто-то все время ошибается номером, когда ученый пытается сосредоточиться, к кому-то приходят бывшие девушки, у кого-то болит голова, у кого-то совсем криминал, или вообще мистика, карлик какой-то на окне, говорит что-то про внеземные цивилизации. Но идея такая: стоит ли людям пытаться прыгнуть выше головы, строить Вавилонские башни, переступать пределы возможного, и вообще, это понятие «возможного»… Быть готовым что тебя…

И: Однажды стукнут по голове.

Н: Совершенно верно. И у нас вот люди построили однажды совершенно удивительный город, красивый, интересный, и все так удачно совпало, что порядочные люди собрались, умные, талантливые, и правители замечательные, все в гармонии. Бывает такое в истории. И тут раз – им за это прилетает. Что делать, сдаваться или нет? Вот такая идея, она меня волновала. Ну вот, слушай, посмотри за окно – вот стена, вот строится какой-то зиккурат, блин (за окном действительно идёт стройка какого-то монументального сооружения). Я люблю нашу страну, я патриот, хотя мне не нравится правительство, тут непросто работать, строить бизнес, но мне нравится, я не хочу уезжать. Хотя то, что я вижу за окном, мне не нравится.

И: Ну я понимаю, ты «трезвый» патриот.

Н: Ага, и потому сейчас попиваю пиво от такой хорошей жизни (смеёмся). Приехал тут недавно из Германии парень, в гости к нам, такой восторженный мальчик, всё такое. И вот ему неприятно находиться в Москве – грязно, какие-то бомжи на Маяковской вповалку на лестнице, какое-то у них там место, как будто намоленное. Вот я его понимаю, хотя люблю этот город, но я хочу, чтобы он стал лучше. И «Мор» про это – люди пытаются что-то строить, идеальное… Нет, плохое слово. Красивое место, где хочется жить. И где дремучие люди, и буржуазия, и аристократия уживаются, и детям дают поиграть. Как жонглер держит шары, люди держат баланс. Потом раз, неосторожное движение – и шарик упал, за ним второй, третий. Потому мы решили к «Мору» вернуться, нам есть, что сказать. Тогда мы были глупые, маленькие, толком не понимали, что да как…

screenshot.pathologic-ii-2016.1280x720.2014-09-30.28

И: Маленький ящичек Пандоры открыли (Николай усмехается). Когда я говорил про абсурд, я имел в виду именно это: есть город с налаженной структурой, и тут выясняется, что он гниёт уже под землёй, город, который стоит на земле, что вот-вот провалится под ним. Я помню ощущение от концовки, и как думал: а ведь есть забавная вещь, дети в Многограннике выходят такие… ну, я бы сказал безгреховные. С одной стороны, они такие чистые, у них нет заморочек взрослых, политических игрищ и деления сфер влияния, они собрались и им там клево. Но меня удивило то, что в конце бац – и этот город на самом деле всего лишь детская фантазия, но фантазия, мягко говоря, мрачная. Почти безысходная.

Ребенок начинает с того, что он строит замок в песочнице и фантазирует, а оказывается, что это суровая реальность. С одной стороны, здесь есть место какой-то аллегории, но, тем не менее, так оно в целом и есть. В этом есть такая… на мой взгляд, такая, грубо говоря, закольцованность действия. Человек начинает с того, что понимает, что есть абсурд, несоответствие, ещё ребенком он думает об этом – и к этому же и приходит. Ведь игры детей – это сублимация впечатлений от мира взрослых. Вот это меня в «Море» и поразило более всего. И ещё тот факт, что, получается, в некотором смысле дети мудрее взрослых, они все будто предвидели.

Н: Да, да!

И: В каком-то смысле эпидемия это бич, который приходит в город, и он исходит из этого мира. Я смотрел и думал: он вроде утопия, этот мир, но, в то же время, этот мор – как наказание людям, которые решили ступить на дорожку, которая для них не предназначена, зашли за границу. Можно ли сказать, что в этом мире есть источник однозначного зла?

Н: Когда мы делали первую версию игры (мы категорически открещиваемся от слова «ремейк» в отношении второй, это уже другая игра на ту же тему), я был ещё юным (мне было 20 с небольшим). Я воспринимал этот фатум… ну, понимаешь, когда какая-то сила говорит людям: «если вы сделаете такой шаг, то…». Вот это я тогда считал однозначным злом, и эпидемия это только инструмент в руках зла. Но сейчас я вижу это иначе, и я действительно считаю, что это не только и не столько про болезнь, сколько про смерть. Да, вот уже новую игру (позволю себе даже немного спойлернуть) – она о том, что такое смерть.

И: О том, зло ли это.

Н: В частности.

И: Ну отголоски были уже и в том «Море», тут граница слегка размывается. Я люблю экзистенциалистов, всех этих Сартров, Камю, и прочих. Может это субъективно, но мне не просто так пришла ассоциация с «Чумой»: город, который в некотором смысле слишком… правильный для этого мира. И вот приходит чума, от которой никуда не деться, и которая уходит в никуда, и приходила она для того, чтобы встряхнуть людей, что-то им сказать. Да, там есть аллюзии на фашизм, в книге, но главное что: этот мор, эта песчаная лихорадка тоже возникла на ровном месте, то есть это нечто естественное. В итоге для меня, когда я играл, злом были эти люди извне – Инквизитор и его армия. Можно ли их назвать злом? Ведь эта эпидемия – это такой естественный отбор, какое-то такое средство урегулирования баланса, а они пытаются таким образом противодействовать природе. Можно ли это считать злом?

Н: Я тебе скажу вот что. Тогда, опять-таки, во временам первого «Мора», я был молодым и глупым, и вот сейчас я понимаю, что стал как-то старше, и я слово «зло» не люблю уже, я им не пользуюсь. Я знаю, что оно важное, мы с ним как-то ориентируемся в жизни, оцениваем поступки, «не делать зло, стремиться к добру», это вечные догмы, но я стараюсь им не пользоваться, оно опасное, оно…

И: Категоричное.

step_l_ru

Н: Да, это опасная яма, куда легко соскочить и сидеть там. Делить вещи на хорошие и плохие. Мне в равной степени не близки люди, страдающие релятивизмом, мол «ну, все можно оправдать, все можно объяснить, однозначно хороших и плохих вещей не существует». Это какая-то чувствительная импотенция. Мы обязаны какие-то вещи фиксировать, как однозначно неприемлемые. Но вот ты спрашиваешь, где в этой игре зло. А она не про это. Она – про рост, и вот про это будет новый «Мор». Когда что-то растет, это больно. Плохо ли это? Нет. Страдания – это важная часть нашей жизни, и ты не заслуживаешь многих вещей в жизни, если не постигнешь и эту часть.

И: У Гёте есть высказывание: «Истинное величие начинается с понимания собственного ничтожества».

Н: В точку, недаром говорят, что он был умный мужик. Вот у ребенка режутся зубки – ему больно, он плачет, и жалко малыша. Но блин, с зубками лучше, чем без них, потерпи, потом будет классно (смеётся). Ну, впрочем, когда зубки – тут все просто и понятно. А вот когда люди умирают кругом, это уже далеко не так понятно. Вот у кого бы тебе интервью взять, так это у Mushroomer’а, композитора нашего, Василия Кашникова. Он закончил Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. Вот он действительно интересный тип. У него интересная теория про царство грибов, что там практически полуразумная форма жизни, там неоднозначные процессы, целое маленькое общество…

Так вот, Вася, прям с пылающими глазами, налегает на то, что «Мор» – это игра не литературоцентричная, а которая биологически переосмысляет процессы в обществе, как развивается жизнь на земле. Я говорю «Вась, я вообще об этом не думал». Он носил мне книжки какие-то, про бактерии, мицелии. Говорил: читай, Николай, читай, это прям про «Мор»! В первый раз было недодумано, а теперь надо додумать, чтобы все было по науке. Вася вообще музыку пишет как хобби, а так он считает себя ученым, он сейчас поступил в аспирантуру, выращивает сады в бутылках на гидропонике (косо смотрящим советуем прямо сейчас прогуглить, что это такое), и он сейчас будет писать диссертацию про какие-то минеральные удобрения. Вот его прям шторит от этого, и он говорит мол «Мор» — это биологическая игра про законы жизни. И мы эту тему продвинули в новой игре.

И: Я в чем-то с ним согласен. Там есть такой момент, когда карту открываешь, если её максимально отдалить, она превращается в кровеносную систему быка. И ведь правда, город – как кровеносная система. Для меня «Мор» — это игра… все равно язык не поворачивается назвать её игрой, так как игры, как таковой, там не очень много, а вот эти вот всякие процессы, механизмы… для меня лично там есть какая-то определенная биология социума.

Н (довольно улыбается): Блин, очень круто ты вот это сказал.

И: Ну да, я просто помню, как я пытался даже жанр этой игры обозначить. Вот я поиграл часик, два, три, и потом буквально «вылезаю» из неё, и в голову приходит, что это «симулятор выживания в городе, охваченном смертельной болезнью», и это такая реконструкция реакции социума на подобное событие.

Н: Ну, вообще ты, конечно, нам слегка авансом приписал то, чего мы не добились в первый раз (посмеивается).

И: Но ощущение есть.

ja5BhMU_TLs

Н: Да, и вот мы в новой игре пытаемся это сделать. Конечно, мы не дотянули в первый раз. Эти наши смешные мурзилки слабоватые интеллектом, сейчас мы пытаемся сделать поближе к тому, что ты говоришь (открывает новое пиво).

И: Ну вот я люблю философию, социологию, всякие умные книжки, мне интересно, что происходит в обществе и с человеком, и мне кажется, что эта игра очень актуальна в наше время…

А вот сейчас будет сказан забавный момент. Дальнейшие минут десять разговора, когда я расшифровывал их, оказались, по неизвестной мне причине, искажены отвратительной записью настолько, что было совершенно неясно, о чем шла речь. Мы начнем во второй части интервью с того места, где запись стала более-менее удобоваримой.

Продолжение следует…


Мы обитаем в Яндекс.Дзене, попробуй. Есть канал в Telegram. Подпишись, нам будет приятно, а тебе удобно 👍 Meow!