Продолжаем рубрику «Jarmusch Weekly», приуроченную к февральской премьере «Патерсона». Сегодня – «Более странно, чем в раю», второй фильм Джима Джармуша и его первый большой успех, лауреат Канн и Локарно, а заодно очень важная веха в истории инди-кинематографа.
Эва прилетела из Венгрии к своей тете Лотте, которая живет в Кливленде, но Лотте заболела, и поэтому Эва на 10 дней зависла в Нью-Йорке у своего кузена Беллы. Белла не хочет быть венгром Беллой, он хочет быть американцем Вилли, и для этого ест ТВ-ужины («Вот картошечка, вот десерт. И посуду мыть не надо»), смотрит американский футбол и блоками курит Chesterfield. Эве не нравится американский футбол и ТВ-ужины, зато ей нравится Chesterfield, а еще фильмы про кунг-фу и Скримин Джей Хокинс. Сама Эва нравится Эдди, который вместе с Вилли носит фетровые шляпы и подтяжки, выигрывает в покер и проигрывает на собачьих бегах. Им будет немного грустно, когда Эва все же уедет к тете Лотте, и поэтому через год они отправятся в Кливленд, а оттуда, уже втроем – во Флориду. Потому что там белые пляжи Майами-Бич, пеликаны и фламинго. Потому что там Рай.
Здесь, как и в большинстве своих ранних фильмов, Джармуш практически не использует профессиональных актеров, а позволяет своим друзьям, в основном музыкантам, импровизировать на камеру, отталкиваясь от заданного характера и одновременно обогащая его. Так, Вилли – это Джон Лури из «Lounge Lizards», он уже был у Джармуша в «Отпуске без конца» и еще будет во «Вне закона». Эдди – барабанщик «Sonic Youth» Ричард Эдсон. Эву играет Эстер Балинт, будущая звезда сериала «Луи«, а на тот момент – актриса экспериментального «Squat Theatre», в 70-е эмигрировавшего из Будапешта в США. «Squat Theatre» — не только оплот нью-йоркской контркультуры тех лет почти наравне с клубом CBGB, но и место, в какой-то степени сформировавшее эстетику Джармуша. Действие в постановках «Squat Theatre» начиналось с кинофильма, затем переходило в зал, а оттуда – на улицу. Происходившее на улице можно было наблюдать через большое окно в театре, а прохожие становились героями спектакля. Неподвижная камера Джармуша и его оператора Тома Дичилло (в будущем автора «Джонни Замши» и «Жизни в забвении»), которая не следует за героями и позволяет им исчезать из поля зрения — дань уважения не столько Ясудзиро Одзу или «Катцельмахеру» Фассбиндера, сколько этому окну в «Squat Theatre».
«Speak english, please» — с порога скажет Вилли Эве. — «Забудь венгерский». Она заговорит по-английски, но так и не очаруется хайвеями, хот-догами и мотелями (хотя сам Джармуш всем этим очевидно очарован, и даже ест хот-дог на заднем плане). Может быть, поэтому ей будет больше всех везти. Америка для этих троих, даже для «коренного» Эдди – тот Вавилон, который в прошлом фильме хотел найти в Старом Свете Крис Паркер. Так же, как ему было неуютно в своем времени, так Вилли, Эдди и Эве неуютно в реальной Америке, в Америке здесь и сейчас. Им нужна Америка вообще, Небесная Америка. Самолетом, поездом, автомобилем Эдди и Вилли попытаются добраться до этого Царства Пресвитера Иоанна, но если где оно и есть, то только у них под шляпами.
Зернистый монохром одновременно под документ и под зыбкий сон перед пробуждением, планы без склеек и фирменные затемнения до полной черноты экрана, естественный звук и «дорожная» музыка (здесь – «I Put a Spell on You», как в «Сломанных цветах» будет Мулату Астатке), очевидные и не очень отсылки к культурным авторитетам (в какой-то момент Эдди и Вилли захотят поставить на лошадь по кличке «Tokyo Story») – все это по кирпичику складывает мир Джармуша, в котором road movie существовать может, но только с приставкой «анти-«. Эдди и Вилли убегут из пыльного нью-йоркского угла в заснеженный Кливленд, оттуда – во Флориду. Они поменяют ТВ-ужин на гуляш и куриный паприкаш, Нижний Ист-Сайд на замерзшее озеро Эри, подтяжки на шарфы, а их – на солнечные очки. Но в Раю не будет ни пеликанов, ни мыса Канаверал. Только промозглый пляж и раскладушка в мотеле. «Приезжаем в новое место, а там все то же самое» — заметит Эдди еще в Кливленде, но выводов не сделает. Ведь у них есть еще 500 долларов, а у него хорошее предчувствие.
Самое забавное, что эта милая и дурацкая история про безысходность, рассказанная между делом в двух словах, так же между делом подарила надежду целому поколению. Молодые и бедные поняли, что снимать можно на коленке и за копейки. После Джармуша появятся «Просто кровь» и «Мала ноче», «Секс, ложь и видео» и «Бешеные псы», наступят золотые времена Вайнштейнов и «Сандэнса». Но это будет уже немного другая история. А пока главное, конечно, вот это: « Там было два парня. Они идут по улице. Один другому говорит: «У тебя шнурки развязались». Второй отвечает: «Знаю». Идут они дальше и видят третьего. Они подходят и говорят: «Слушай, у тебя шнурки развязались». Он им отвечает: «Шнурки?». Нет, не помню я этот анекдот. — Но он смешной. – Наверняка»
Мы обитаем в Яндекс.Дзене, попробуй. Есть канал в Telegram. Подпишись, нам будет приятно, а тебе удобно 👍 Meow!
